ПРИКОЛЫ
Партком, папуасы и леспромхоз
Какой был класс точно не помню, первый или второй, мы ехали куда-то всем классом на школьном автобусе.
Куда ехали не помню, зато хорошо помню, что прощёлкал клювом посадку, остался без места, и наша классная, Марина Владимировна, посадила меня к себе на колени. Мы сидели на ближнем к водителю месте.
Водитель наш, дядя Серёжа, выглянув из-за своей загородки, говорит:
- Вы чего скучные такие? Хоть песню бы спели!
Марине Владимировне эта идея очень понравилась.
- Точно! Дети, давайте споём песню!
И мы запели.
Если кто-то бывал в деревне и слышал как мычит деревенское стадо, тот примерно может представить вокальные ресурсы нашего хора. Не колхозное, я подчеркиваю, а именно деревенское стадо. Потому что в колхозном стаде коровы дисциплинированные и спетые. А в деревенском каждая считает себя солисткой, и все мычат кто в лес, кто по дрова, перекрикивая друг друга. Таким был и наш хор.
Короче, песня не задалась. Мы снова какое-то время ехали в тишине, но дядя Серёжа, неугомонный провокатор, снова выглянул в салон и говорит:
- Ну раз песен не поёте, тогда анекдоты хоть рассказывайте! А то я усну!
- Ой-ой-ой! - сказала Марина Владимировна. - Расскажите скорей дяде Серёже анекдот, а то он заснёт. Знает кто-нибудь анекдот?
- Я знаю! - сказала Танечка, которая сидела рядом с нами.
- Очень хорошо! - сказала Марина Владимировна. - Рассказывай!
И Танечка рассказала детский анекдот про колобка. Никто, конечно, не смеялся, потому что этот анекдот все знали назубок. Только Марина Владимировна вяло похлопала и, погладив Танечку по голове, сказала.
- Молодец, Танечка! Ну, а кто ещё смелый? Кто ещё расскажет?
Все молчали. То ли смелых не было, то ли анекдотов больше никто не знал. И тут я понял, что вот он и наступил, мой звёздный час.
В ту пору отец мой работал на леспромхозовской лесопилке и частенько брал меня с собой. В жарко натопленной дежурке вкусно пахло солярой, дымом папирос и свежепиленым деревом. За большим столом сидели раскрасневшиеся с мороза мужики, курили, пили крепкий чай, играли в домино и травили анекдоты.
Поначалу они делали скидку на моё присутствие и старались пикантные моменты в анекдотах либо обойти, либо рассказать шепотом. Но я тихонько сидел в уголке у печки, строгал ножиком палочку и постепенно про меня забывали. Тогда и начиналось самое интересное.
Смысл не всех анекдотов до меня доходил, но, видя как веселятся взрослые мужики, я запоминал анекдоты просто на автомате, в надежде тоже когда-нибудь блеснуть в компании.
И вот такой случай представился. Мог ли я его упустить? Конечно, мог. Потому что у меня были серьёзные сомнения в уместности тех анекдотов для данной аудитории. Но желание славы, в конце концов, оказалось сильней сомнений. И, слегка выпроставшись из-под тёплой груди Марины Владимировны, я поднял руку и сказал:
- Я! Я знаю анекдот!
- Ой! - сказала удивлённо Марина Владимировна. - Ну так рассказывай скорее!
Я спрыгнул с её коленей, встал лицом к аудитории и принял надлежащую позу.
- Попали как-то на остров к людоедам русский, немец и француз. - начал я громко и чётко.
Все навострили уши. Марина Владимировна одобрительно заулыбалась своей восхитительной белоснежной улыбкой, а дядя Серёжа выглянул из-за своей перегородки и ободряюще подмигнул. Мол, давай, пацан, врежь фольклором по бездорожью!
Ну я и врезал.
- Попали, значит, как-то на остров к людоедам русский, немец и француз. И вождь людоедов им говорит:
- Если кто-то из вас назовёт слово, которое мы не знаем, мы того отпустим. А если знаем, то съедим!
Немец думал-думал и говорит:
- Мерседес!
Людоеды пошушукались между собой, пошушукались и говорят:
- Мерседес - это такая самодвижущаяся повозка.
И съели немца.
Француз думал-думал и говорит:
- Одеколон!
Людоеды пошушукались между собой, пошушукались и говорят:
- Одеколон - это такая приятно пахнущая вода!
И съели француза.
Русский подумал-подумал и говорит:
- Партком!
Людоеды пошушукались-пошушукались, а потом говорят русскому:
- Не знаем такого слова!
Отпустим, если скажешь, что оно обозначает!
Русский говорит:
- Хорошо! Только дайте мне лодку, я выплыву на середину реки и оттуда крикну. А то, боюсь, вы меня обманете и съедите.
Дали людоеды русскому лодку, выгреб он на середину реки, людоеды все столпились на берегу, ждут. И русский им кричит:
- Партком - это такие же папуасы, как и вы! Сперва пошушукаются-пошушукаются, а потом обязательно кого-нибудь съедят!
И уплыл.
Когда я закончил, в салоне автобуса вместо гомерического хохота повисла нехорошая тишина. Дети, скорей всего, просто ничего не поняли. Зато Марина Владимировна прекрасно всё поняла. Она захлопала глазами и начала краснеть. Она краснела от кончиков ушей, всё ниже и ниже, и мне показалось, что постепенно даже её коленки запылали от возмущения.
- Это где же ты наслушался таких анекдотов?! - наконец спросила она тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
- В леспромхозе! - честно ответил я.
Марина Владимировна сделала паузу, вероятно, соображая, как в таком случае правильнее поступить с точки зрения педагогики, и в этот момент автобус пару раз крепко качнуло. Потом он вдруг пошел накатом, постепенно замедляя ход, выкатился на обочину и остановился.
Из-за перегородки водителя раздался стон. Мы туда заглянули. Дядя Серёжа лежал на руле, и плечи его сотрясались от рыданий.
- Что случилось?! - с тревогой спросила Марина Владимировна.
- Ох! - простонал в ответ дядя Серёжа.
Потом он взял себя в руки, утёр рукавом слёзы, и, продолжая всхлипывать, сказал:
- Всё, Марина Владимировна! Завтра увольняюсь к чертовой матери!
- Это почему это?! - удивлённо спросила Марина Владимировна.
- Ухожу на новую работу!
- Куда?!
- Как куда?! - ответил дядя Серёжа, выжимая сцепление и включая передачу. - В Леспромхоз, естественно!
